ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ БУЛГАКОВ |
Василий Иванович Булгаков Родился в селе Скородное Курской области в 1917 году. Учился в Одесском художественном училище в 1931 - 1937 гг. у П.Г. Волокидина. С 1938 года до начала войны учился в Московском институте изобразительных искусств (с 1947 переименован в художественный институт им. В.И. Сурикова) у И.Э. Грабаря и И.И. Чекмазова. В годы войны – на фронте. С 1947 года – член Московского Товарищества Художников. Участник выставок с 1947 года. Член МОСХа. Автор портретов, пейзажей, картин на исторические темы. Умер в Москве в 1970 году. О моем отце Моего отца не стало очень рано, вместе мы прожили небольшую часть жизни, но этот период для меня так важен, ярок, наполнен, что кажется мне очень продолжительным и как-то проходит сквозь все последующие годы. Самые ранние воспоминания – его мастерская, тяжелая занавеска из холста на двери, выходящей в длинный темный высокий коридор старой коммунальной квартиры в Трехпрудном переулке, в одной из комнат которой он работал. И за этой занавеской – совсем другой мир – пропитавший все красочно – скипидарный запах; репродукция «Лавинии» Тициана на стене; кисти, стоящие в банках, как цветы; в глубоких и продолговатых ящиках большого письменного стола – неповторимый аромат новых карандашей koh-i-noor, вдохнуть который и не захотеть стать художником просто невозможно. И в центре этого волшебного мира – папа. В мастерской он кажется мне не таким, как дома, а немножко другим. Комната небольшая, но я маленькая, и мне она представляется огромной. У стен стоят холсты, законченные и начатые – и это тоже таинственный процесс превращений. Иногда я рисовала в его мастерской – это было чудесно. А дома над его диваном – был вбит гвоздь, на который я надевала уголком все нарисованные за день рисунки. Первое, что он делал, придя вечером из мастерской – рассматривал их внимательно, хвалил, и это навсегда осталось в памяти, как самый важный момент. Так было всегда – только потом вместо рисунков появились холсты, ждущие его оценки. Мой отец принадлежал к людям, которые действительно сделали себя сами. С 14 лет он жил самостоятельно, решив стать художником, и всего добивался сам. Он был на фронте в первые годы моей сестры, зато меня он баловал с самого рождения. Это была необыкновенная любовь. Он очень хотел, чтобы я стала художником. Как терпеливо он мне позировал для бесконечных штудий, сколько книг по искусству мы с ним пересмотрели, сидя на его диване, как он радовался, если у меня что-то получалось! И когда сегодня я ставлю на мольберт белый холст – всегда вспоминаю его. Ольга Булгакова
Родителям-художникам очень нравились мои детские рисунки. Рисовать было весело и интересно, так же, как наблюдать за работой родителей, за тем, как на палитре заманчиво располагаются восхитительной красоты краски, как округлым движением кисти они превращаются в густое цветовое месиво, как белая плоскость холста под кистью постепенно меняется, а потом застывает отпечатком этого волшебного действа. Поэтому вопрос о том, чем заниматься в будущем, решился сам собой. Просто ничего более прекрасного, чем холст и краски, я себе представить не могла. Чистый холст – восторг и страх – бездна возможностей и сковывающая ответственность – как не испортить его прекрасную неприкосновенность – и желание увидеть законченную работу, и промедление с последним мазком – ведь это означает конец превращений, которые и есть самое главное, самое трудное и самое желанное состояние. Взаимоотношения между художником и холстом колеблются от идиллии до поединка, поэтому так хорошо, когда рядом человек, понимающий всю их сложность. В Суриковском институте я встретила моего будущего мужа – замечательного художника – Александра Ситникова. И, конечно, первые рисунки нашей дочери нас очень радовали. Сейчас она уже самостоятельный художник, и это единство трех поколений нашей семьи мне очень дорого. Для меня в нем живет память о моих родителях. Ольга Булгакова |